Игорь-Северянин: гений и ананасы в шампанском
Тема ананасов в шампанском непосредственно затрагивает вопрос гениальности.______________
Если суммировать, то Игорь-Северянин представлен в современном общественном сознании тремя позициями: ананасами в шампанском, королевой, которая играла в башне замка Шопена и частью мифологемы поэта — я, гений Игорь-Северянин. Нас интересует мифологема, тем более, что к ней есть пояснение. Поэт сам о себе:
Он тем хорош, что он совсем не то,
Что думает о нем толпа пустая,
Стихов принципиально не читая,
Раз нет в них ананасов и авто,
Довольно горькое признание, которое содержит в себе отсылку к знаменитой «Увертюре», известной нам по строчке с ананасами в шампанском.
_________________
О собственной гениальности поэт заявляет лишь единожды в 35-й брошюре «Эпилог эго-футуризм» и никогда более к ней не возвращается. Хозяин издательства «Гриф» Сергей Кречетов включил текст брошюры в «Громокипящий кубок. И вот, что сообщает читателю «гений»: Я выполнил свою задачу,\ Литературу покорив.\ Схожу насмешливо с престола \ Иду в застенчивые долы, \ Презрев ошеломлённый Рим:
Не ученик и не учитель,
Великих друг, ничтожных брат,
Иду туда, где вдохновитель
Моих исканий — говор хат.
Я видел разные спекуляции на тему гениальности Игоря-Северянина, но ни одной достаточно убедительной с точки зрения застенчивых долов и говора хат.
____________
Некоторые идеи последнего поэта XIX века Константина Михайловича Фофанова были восприняты компанией эго-футуристов через Игоря-Северянина. Безумие приравняли к гениальности и занесли на скрижали эго-футуризма отдельным пунктом: «III. Мысль до безумия. Безумие индивидуально». Предваряет эту максиму опора на интуицию и теософию.
В основе идеи лежит представление о том, что ум может быть тиражирован в силу своей рациональности, безумие же индивидуально в силу изначальной боговдохновенности. С этим можно было бы согласится на рубеже XIX и XX веков, но век двадцатый безжалостно опроверг максиму: ум не поддаётся тиражированию именно в силу своей рациональности, зато безумие легко распространяется в силу того, что в нём часто видят божественное откровение.
_________________
Отсюда вопрос: что конкретно имел в виду Фофанов, что было ошибочно воспринято эго-футуристами как основа гениальности?
У Фофанова есть посвящённое Игорю-Северянину стихотворение «Пророк Илья». Два ветхозаветных пророка выходят из дубравы и старший передаёт младшему свои права
И говорит Илья: «Довольно
Мне в мире быть среди людей…
Гряди и властвуй речью вольно!
Греми, преемник Елисей!
Я ухожу! Земного хлеба
Не надо мне, — безсильна плоть!
Я ухожу к Творцу на небо…
Пора, пора! Зовёт Господь!»
История начинается в Третьей книге царств с пророка Илии: «И пошёл он оттуда, и нашёл Елисея, сына Сафатова, когда он орал (…) Илия, проходя мимо него, бросил на него милоть свою». (3-я Царств 19:19; орать — пахать, милоть — грубый шерстяной плащ из овечьей шерсти.)
Сын богатого земледельца Елисей пашет землю. Пророк Илия и бросает на него милоть. Жест означает, что Илия принимает Елисея в ученики и обещает передать ему пророческий дар. Отказавшись от имущества и не попрощавшись с родными, Елисей идёт за Илией и становится его преданным учеником. Когда Илия завершает земное служение, Елисей получает разрешение следовать за ним до места вознесения пророка на Небо. Прощаясь, Елисей просит даровать ему двойную силу пророчеств. Илия в вихре огненной колесницы поднимается на небо, бросив Елисею свою милоть. У Фофанова читаем:
И между тем, как пламенея,
Гремел и плакал небосклон,
К ногам скатился Елисея
Ильи разодранный хитон.
«Гряди и властвуй речью вольно!» — вот завет Фофанова. Не безумие и не гениальность, а дар пророчества. Раньше мне казалось, и внешне это действительно выглядит так, словно Игорь-Северянин воспринял у Фофанова идею индивидуальности безумия, в которой безумие есть удел гения. Но теперь я думаю, что он просто подкинул идею ареопагу эго-футуризма — надо же было чем-то выделится на серебряном фоне века русских поэтов! Однако нет гарантии, что какое-то время поэт и сам не был очарован идей связи гениальности и безумства.
______________
Однако вернёмся к Фофанову, предложившему Игорю Лотарёву новый псевдоним:
Я видел вновь весны рожденье,
Весенний плеск, весёлый гул…
Но прочитал Твои творенья,
Мой Северянин, — и заснул...
И снилось мне: в стране полярной,
В снегу и в инее сады,
Где лился свет луны янтарной
На зачарованные льды.
И спало все в морозной неге,
От рек хрустальных до высот,
И, как гигант, мелькал на снеге
При лунном свете лыжеход.
Собственно говоря, ничего странного: Игорь Лотарёв к моменту знакомства с Фофановым уже использовал с полдюжины псевдонимов, но то были псевдонимы ученические. Фофанов же предложил начинающему поэту новым псевдонимом отметить акт инициации, если можно так сказать, из ученичества перейти непосредственно в высшую лигу.
_________________
Заглянем в словарь псевдонимов Масанова и обнаружим, что что «Северянин» отнюдь не редкость, что русская литература знает два десятка северяниных. Не думаю, что Фофанов подсунул пустышку, тем более, что есть внятное пояснение: действие стихотворного посвящения происходит в некой полярной стране. И это не ледяная пустыня, в ней есть даже сады!
На простоту псевдонима «Игорь-Северянин» купились многие: достаточно удалить из него дефис, и он легко трансформируется в имя и фамилию. Но на деле это сложная конструкция — одновременно акт инициации, оберег и мифологема. Именно дефис удерживает конструкцию в состоянии равновесия.
Новый псевдоним акт инициации — пробуждение Поэта (с большой буквы) и его признание. Одновременно псевдоним — это оберег. Поэт взял себе за правило не отвечать на критику прозой. Хула и критика достаются тому Игорю, который Северянин, а не тому, который Лотарёв.
_______________
Наконец, третья и наиболее сложная часть псевдонима — мифологема поэта. Именно с неё начинаются главные непонятки. В первом приближении псевдоним равнозначен формуле «я — гений», применительно к Игорю Лотарёву, хотя в стихотворении зафиксировано, что гений — это не он, а Игорь-Северянин (одна из функций псевдонима — оберег).
Функция Игоря-Северянина — реализация мифологемы.
Обыкновенно о мифологему спотыкаются, но я нашёл понятный пример, не требующий специальных пояснений — мифологему Юрия Гагарина: «Я — сын и член Коммунистической партии». Творец и тварь в одном лице, единство причины и следствия, порождающего причину. Если хотите, равенство курицы и яйца, исключающее проблему первенства.
Если чуть сложнее, то в данном случае под мифологемой мы понимаем устойчивое состояние индивидуальной психофизиологии, в котором зафиксированы каноны существующего для поэта порядка вещей, а также описание того, что для него уже существует или имеет право на существование в будущем. То, чему поэт отказывается давать название, перестаёт для него существовать в реальности и наоборот, то, что им названо, получает право существовать самостоятельно, право быть вне мифологемы поэта.
Мифологема поэта отчасти имеет сходство с функцией, присущей Адаму в Райском саду, где он даёт имена вещам, его окружающим. Познав плоды запретного древа и, узнав таким образом все имена, Адам лишается функции. Цель Поэта повлиять на жизнь вокруг себя, привнести что-то новое, что-то изменить или наоборот сохранить. Отсюда гиперболизация собственного ego — чтобы на что-то повлиять, нужно что-то из себя представлять. А ещё нужно, чтобы статус самозванца, в нашем случае гения, был бы подтверждён в общественном сознании. Только после этого он получает право влиять и на умы, и на окружающую действительность.
______________
Вот мы и подобрались к ананасам. Нас интересуют две последние строфы «Увертюры», потому что они наглядно демонстрируют функцию мифологемы — признание права на существование окружающих поэта вещей и общественных отношений:
Стрёкот аэропланов! Беги автомобилей!
Ветропросвист экспрессов! Крылолёт буеров!
Кто-то здесь зацелован! Там кого-то побили!
Ананасы в шампанском — это пульс вечеров!
В группе девушек нервных, в остром обществе дамском
Я трагедию жизни претворю в грезофарс…
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Из Москвы — в Нагасаки! Из Нью-Йорка — на Марс!
________________
Ну, и в завершение точка над i — я, гений Игорь-Северянин — так о чём это? А вот о чём: о гениальности индивидуума как о высшем уровне его творческого потенциала. Ведь вы подумали именно об этом? Но, если дословно, то речь идёт не о гениальности Игоря-Северянина, речь о том, что он — гений.
Гениальный Фофанов нашёл Игорю Лотарёву весьма специфическую функцию — genius loci. Игорь-Северянин — это квинтэссенция места, его изначальный дух и ревностный хранитель. А место это — Русский Север во всем многообразии и широте его материальных и духовных проявлений: застенчивые долы, говор хат, полярные пылы…
Ну, признайтесь теперь, что вы этого не ожидали!
Игорь-Северянин и ананасы в шампанском
Судьба Игоря-Северянина post mortem забавна в том отношении, что всяк, кто мнит о себе, что он тоже гений, норовит прибавить к поэту что-то своё. На языке эстетствующих авторов действо называется новым прочтением.________________
Вот недавнее прибавление: Алексей Синяков. С каким шампанским ел ананасы Игорь Северянин. Из многих новых прочтений поэта — это едва ли на самое безобидное:
«Строчка про “ананасы в шампанском” появилась во время алкогольного загула, который русские поэты-футуристы устроили в новогодние праздники 1914 года. Усердней других авангардистов в нем принимали участие Игорь Северянин и Владимир Маяковский. Их “запой” начался в 20-х числах декабря в Симферополе, куда они приехали с концертом по приглашению местного поэта Вадима Баяна».
Что ни строчка – сплошь новое прочтение известных фактов. Первую половину декабря 1913 года Маяковский провёл вне столицы и вернулся в Петербург 18 декабря. Он просит Игоря-Северянина срочно найти ему импресарио. Игорь-Северянин телеграфирует Владимиру Сидорову просьбу включить Маяковского в состав «Первой олимпиады российского футуризма». Много лет спустя Сидоров слегка приврал, воспроизводя по памяти текст телеграммы:
«Спешное. (…) Я на днях познакомился с поэтом Влад. Влад. Маяковским, и он — гений. Если он выступит на наших вечерах, это будет нечто грандиозное. Предлагаю включить его в нашу группу. Переговорите с устроителем. Телеграфируйте…» (Вадим Баян. Маяковский в первой олимпиаде футуристов.)
Два гения в одной «олимпиаде» — это перебор. Гений, ради которого собственно и затеяна «олимпиада» не потерпит рядом с собой другого гения, а вот посредственность запросто. Посредственность оттеняет гения. Маяковскому в «олимпиаде» изначально была отведена роль посредственности. Увы, но это так.
________________
22 ноября Игорь-Северянин принимает участие в прениях по докладу А.А.Смирнова «Simultan? Новое течение во французском искусстве» в кабаре «Бродячая собака», а 26-го вместе с Маяковским он уже в поезде по дороге в Симферополь. Сорвались поспешно.
Почему поспешно? Маяковский появляется в Петербурге 18 декабря. По его возвращении случилось нечто экстраординарное, заставившее его принять решение о бегстве из Петербурга. На бегство нужны деньги. Допустим, что 22-го в кабаре он уговаривает Игоря-Северянина взять его с собой на олимпиаду футуристов. С этого момента потребно время на обмен телеграммами с Сидоровым. Наконец, согласие Сидорова получено, но теперь нужны деньги на второй билет и на дорогу. 24 и 25 декабря из истории вычёркиваем — Рождество Христово. На получение денег от Сидорова и покупку билета для Маяковского остаётся всего два дня — 23 и 26 декабря. Если это не поспешное бегство, то что это?
Примем во внимание, что после Рождества Христова 24-25 декабря (ст.с.) по Крещение Господне, т.е. по 6 января (ст.с.) включительно все развлекательные общественные мероприятия в империи запрещены. Полторы недели в Симферополе — пустая трата времени. Однако Игорь-Северянин и Маяковский выехали настолько поспешно, насколько это было возможно.
Откуда такая поспешность? Несколько лет спустя после провальной «олимпиады» Маяковский признался Ивану Грузинову: «... когда мы доехали с ним до Харькова, то я тут только обнаружил, что Игорь Северянин глуп». И тому была веская причина: 2 ноября 1913 года Маяковский прямо с совместного выступления в Петербургском женском медицинском институте увёл у Игоря-Северянина подружку — Софию Шамардину, которая по возвращении Маяковского в Петербург 18 декабря объявила ему о своей беременности. Мало того, что Маяковский увёл у Игоря-Северянина даму сердца, так ещё и обрюхатил её в кратчайшие сроки. Столкнувшись с критической ситуацией Маяковский запаниковал. От скандала он скрылся с помощью обманутого им и Шамардиной Игоря-Северянина. Это и есть та главная причина, по которой в глазах Маяковского Игорь-Северянин глуп.
________________
Теперь об «алкогольном загуле». Увы, но Маяковский ничего не пил, ну, разве что, за вечер бокал красного вина пополам с водой. Ходили слухи, что творческое настроение он разгонял кокаином. Кокаин у московской и петербургской богемы того времени был в ходу, но за достоверность информации не поручусь. Однако перечитайте на досуге «Облако в штанах» с лейтмотивом «Мария, дай!» Если это не тестостерон пополам с кокаином, то что это?
Иное дело Игорь-Северянин, который водкой глушил концертное состояние. Однако для полноценного «загула» ему было достаточно вечера и ночи после удачного выступления. К утру загул успешно заканчивался.
Когда-то вдова дирижёра Евгения Мравинского, с которым Игорь-Северянин состоял в свойстве – весьма отдалённом некровном родствѐ – объяснила мне, что после выступлений дирижёра терзал музыкальный ритм, от которого, если не заглушить его, можно сойти с ума или даже умереть. Мравинский на несколько дней ограничивал пространство загула кухней.
«Вашего поэта терзал не только ритм, но ещё и рифма» — объяснила мне Александра Михайловна Вавилина-Мравинская. Что, видимо, правда, поскольку по младости лет поэт выпевал на эстраде свои стихи на мотив полонеза Филины из оперы Амбруаза Тома «Mignon», отсюда и ритм, и рифма.
Игорь-Северянин имел дурную привычку пить не пьянея. Обыкновенно он уходил, когда его трезвое состояние начинало тяготить собутыльников. Отсюда, загул с участием Игоря-Северянина длительностью в полторы недели — новое прочтение фактов, по сути, враньё. Есть легенда, согласно которой во время ресторанных посиделок накануне «олимпиады» он написал на салфетке или, скорее, на меню знаменитое «Восторгаюсь тобой молодёжь! Ты всегда, — даже стоя, — идёшь». Я с удовольствием рассказываю этот анекдот, но за достоверность факта не порчусь, хотя «Восторженная поэза» имеет точную датировку — январь 1914 года Керчь.
________________
В продолжение темы полуторанедельного загула находим у Сидорова:
«Как и следовало ожидать, от сидячей жизни в гостинице Маяковский и Северянин затосковали. Шататься по людным местам накануне выступления уже не хотелось. А между тем для разнообразия хотелось и женского общества. (…) Поэты ходили по номеру, как львы в клетке, не находя применения своей энергии, запертой “деловыми соображениями”». (Ibidem.)
Согласитесь, что сидение номере гостиницы из соображений деловой секретности мало похоже на алкогольный загул. С точки зрения современного пиара задумано неплохо: организатор до поры хочет удержать главного героя объявленного действа и его окружение в секрете. Но… Сидоров тщеславен. Времени на расписать свою близость к Маяковскому в обрез, и он придумывает грандиозное суаре, на котором за четыре дня до олимпиады демонстрирует львов широкой публике. И вся секретность коту под хвост!
________________
Что там дальше у Синякова? А вот что: 5 января 1914 года в Симферополе поэт Вадим Баян приглашает Игоря-Северянина и Владимира Маяковского к себе домой на суаре с шампанским. На всякий случай напомню, что 5 января – это крещенский сочельник, не самое уместное время для загула. Именно поэтому не ресторан, а квартирник. Синяков буквально цитирует Сидорова:
«Уставший от посиделок Маяковский составлял неожиданные для всех сочетания из закусок. Он взял кусочек ананаса, обмакнул его в шампанское и предложил сделать так же Северянину, сказав, что “это удивительно вкусно”. Приняв предложение, Северянин сразу сложил и зачитал четверостишие:
“Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском! Удивительно вкусно, искристо и остро!..”» (Ibid.)
«Увертюра» к сборнику «Ананасы в шампанском» имеет точную датировку: Петроград, январь 1915 года. Сидоров в пролёте! Рекомендую в другой раз дать новое прочтение «Шампанскому полонезу» — шампанского в лилию! Тоже вкусно, если наоборот.
________________
Сидоров, увы, не был скрупулёзен в правдоподобном подборе фактов. Суаре происходит в доме мемуариста, но на виртуозность Маяковского бурно реагируют в «ближайшем секторе» (зрительного зала?):
«Ближайший сектор зааплодировал. Когда все узнали, в чем дело, виртуозность поэта приветствовали тостом. Подогревшийся журналист А., игнорируя в Маяковском поэта, предложил тост за Маяковского как за художника. Я возразил:
— Почему не как за поэта?
— Как поэта я его не знаю, — ответил журналист А». (Ibid.)
Забавно: экспромт Игоря-Северянина, но пьют почему-то за никому неизвестного художника Маяковского. Ко времени описанного эпизода Маяковский опубликовал за два года 15 стихотворений в экзотических малотиражных изданиях вроде «Пощёчины общественному вкусу», «Садка судей II», «Требника троих» и «Дохлой луны». Список стихотворений известен доподлинно — ничего эпохального. Возможно, публике на суаре демонстрировали портреты Игоря-Северянин и Владимира Сидорова работы Маяковского, выполненные углём и чернилами. Но это мой домысел.
В Симферополе Маяковский пока ещё посредственность, о чём любезно напомнил нам мемуарист Сидоров.
________________
Однако вернёмся к самому Сидорову. После революции он будет долго и нудно оспаривать свой образ в феерической комедии Маяковского «Клоп». Он будет писать сценарии к комсомольским свадьбам и тем зарабатывать себе на жизнь. Он надолго переживёт Маяковского и после 1940 года радикально пересмотрит своё отношение к «великому поэту». Однако в истории останется вруном и мистификатором.
В 1913 году Владимир Сидоров добивался признания у столичной публики и с этой целью близко подобрался к Игорю-Северянину. Настолько близко, что удостоился двойного предисловия от Иеронима Ясинского-Белинского и Игоря Северянина к сборнику стихов «Лирический поток: Лирионетты и баркароллы» (СПб; Москва: изд. Т-ва М.О. Вольф, 1914).
В 1913 году Сидоров позволил себе мелкое литературное хулиганство: купив место в литературном сборнике «Ветви» (1913), издания журнала «На берегах Невы». Покупку места для четырёх своих стихотворений он оплатил стихотворением Игоря-Северянина «Две девушки». Стихотворение милое, но никак не представляющее повсесердно утверждённого гения, более того отсутствующее среди корпуса автографов и опубликованных текстов. По всей видимости, эта мистификация Сидорова, обернётся неизвестным стихотворением Игоря-Северянина, когда до него доберутся любители новых прочтений.
________________
Ещё одно новое прочтение — рецептура поедания ананаса с игристыми винами. Позвольте не поверить господину Синякову в том, что Маяковский вместе Игорем- Северяниным ел ананасы, запивая их шампанским.
Ананас в царской России, хотя и не экзотическое лакомство, — начиная со второй половины XVIII века его выращивают повсеместно в специальных оранжереях, — тем не менее это дорогой экспортный продукт, сравнимый по цене с чёрной икрой. В домашних условиях ананасы заготавливали на зиму методом засола в бочках на манер капусты или огурцов. Солёный ананас — это гарнир к мясу или дичи, в крайнем случае — заправка для борща. И тут шампанское категорически не в тему, тут нужна водка и только водка.
Не один любитель новых прочтений классики обломался о шампанское со свежими ананасами. Я не стану здесь описывать химию процесса, просто поверьте на слово: не важно, что — шампанское или игристое, брют или розовое — важно, чтобы ананас предварительно прошёл тепловую обработку — пастеризацию. Смешайте шампанское с кусочками консервированного ананаса, добавьте немного сиропа из банки и ни в коем случае не ешьте! Пейте! Пейте с наслаждением! Я бы даже лёд не стал добавлять, довольно и того, что шампанское будет холодным.
По сути, ананасы в шампанском — это разновидность крюшона (фр. cruchon), т.е. холодного напитка из виноградного вина, смешанного с коньяком, ликёром, шампанским, свежими или консервированными фруктами и ягодами. В обоих случаях фишка в коллективном «поедании» деликатеса. Или всё же — выпивании?
Кстати, коньяк или ликёр в ананасном крюшоне не будут лишними. Главное угадать сочетание ликёра с подвернувшимся шампанским.
________________
Что касается самого Сидорова (Вадима Баяна), то у биографа Маяковского Василия Катаняна в эссе «О сочинении мемуаров» находим:
«Ведь в сравнении с некоторыми авторами воспоминаний, с лёгкостью разговаривавшими за кого угодно, И.А.Хлестаков, приписавший Пушкину, как известно, всего шесть слов: “Да так, брат… так как-то всё…”» — может служить недосягаемым примером сдержанности и такта». (Новый мир, №5, 1964):